– Милорд, я как раз намеревался сообщить мисс, что, когда наши люди исследовали чердачные помещения, они обнаружили запечатанную комнату. К двери был придвинут старый буфет. Трое мужчин еле сдвинули его с места. Затем пришлось повозиться с замком, который, очевидно, не открывали долгие годы. Комната, похоже, служила мастерской, потому что в ней валялась ветошь и кое-где остались пятна краски. У стены стояло множество старых полотен. Мы не знали, что с ними делать, поэтому решили ничего не трогать до вашего приезда. Не хотите ли взглянуть, мисс?
Картины отца? Мастерская в Хартли-Плейс? Джорджиана ошеломленно смотрела на Дакетта.
Верно истолковав реакцию своей возлюбленной, Доминик взял ее за руку и положил себе на сгиб локтя.
– Ведите нас, Дакетт.
Следуя за дворецким, Джорджиана глубоко вздохнула:
– Ах, Доминик, если только…
Он посмотрел на нее сверху вниз, чрезмерно обрадованный тем, что она назвала его по имени.
– Терпение! Скоро мы все узнаем.
Он помог ей подняться по узкой лестнице на чердачное помещение с низкими потолками. Белый участок на старой стене указывал на место, где раньше стоял буфет. Теперь дверь была приоткрыта. Дакетт распахнул ее пошире и отошел в сторону, пропуская Джорджиану вперед. Доминик отпустил ее руку и, прочтя в ее глазах сомнение, ободряюще кивнул.
Испытывая головокружение, Джорджиана переступила через порог, приподняв юбки, чтобы не испачкать их. Она тут же поняла, что оказалась в мастерской отца. По всей длине стены тянулись окна, ныне заросшие вьющимися растениями, но прежде пропускавшие много света. В центре комнаты стоял пустой мольберт, на вбитом в стену гвоздике висела испачканная краской тряпка. Джорджиана осмотрелась по сторонам. В воздухе до сих пор ощущался запах старой краски, витающий над головами, точно призрак.
При виде столь ярких напоминаний о прошлом Джорджиана едва не лишилась самообладания. Ей с трудом удавалось сдерживать слезы. Тут она услышала мягкий шорох у себя за спиной и почувствовала присутствие Доминика рядом. Его руки нежно легли ей на плечи, успокаивая, согревая. Подобно якорю, он удерживал ее в настоящем, оказывая противостояние пытающемуся поглотить ее прошлому.
Джорджиана сделала глубокий вдох. Успокоившись, она накрыла ладонью ладонь Доминика. Ее взгляд выхватил стоящие у стены холсты. Она бросилась вперед, и Доминик тут же убрал руки и последовал за ней.
Не говоря ни слова, они занялись изучением последнего наследия отца Джорджианы.
Большинство картин оказались портретами юношей. Задумчиво глядя на изображение молодого человека с добрыми глазами и рыжеватыми всполохами в волосах, Доминик усмехнулся:
– Да, теперь я понимаю.
Джорджиана терпеливо дожидалась пояснений.
Улыбка Доминика встревожила ее.
– Ваш отец, без сомнения, был очень проницательным человеком. Он хотел дать вам что-то, не утратившее бы своей стоимости вне зависимости от колебаний моды. Поэтому и оставил вам эти картины. – Джорджиана еще не поняла, к чему Доминик клонит. – Это – портрет Уильяма Гренвилля в молодости. – Видя, что Джорджиана по-прежнему смотрит на него непонимающим взглядом, он пояснил: – Гренвилль был одним из наших последних премьер-министров. Его семья заплатит за эту картину целое состояние. А вот это, – продолжил он, отставляя портрет в сторону и беря в руки другой, – если не ошибаюсь, Спенсер Персиваль, еще один премьер-министр. Вон тот, – он указал на изображение очередного молодого человека с честным лицом, – возможно, Каслри, хотя до конца я не уверен. – Доминик склонился над портретами.
Всего работ этой серии оказалось шестнадцать. Доминик узнал девять и выдвинул предположения касательно остальных. Три нижних полотна всецело завладели их с Джорджианой вниманием.
Первое оказалось портретом молодой красивой женщины с шапкой русых волос. Ее ореховые глаза, чистые и яркие, смотрели прямо на зрителя. Это был портрет матери Джорджианы.
Предоставив ей возможность любоваться лицом матери, Доминик вытащил следующее полотно. На нем была изображена та же женщина, сидящая на траве.
Рядом с ней резвилась малышка. На губах женщины играла мягкая улыбка.
Не говоря ни слова, Доминик передал картину Джорджиане, а сам взял последнюю. На ней была запечатлена маленькая девочка лет шести с длинными золотистыми волосами, заплетенными в косы. В ее ореховых глазах светилось озорство, а на вздернутом носике виднелась россыпь веснушек. Доминик улыбнулся. Повернувшись к Джорджиане и взяв ее рукой за подбородок, он заставил ее посмотреть ему в лицо. После тщательного осмотра он заключил:
– У вас пропали веснушки.
Джорджиана с опаской улыбнулась, благодарная ему за то, что пытается подбодрить ее.
Улыбнувшись в ответ, Доминик убрал руку, проведя напоследок пальцем по ее щеке, и осмотрелся по сторонам.
– Думаю, теперь, когда комнату снова открыли, картины нужно отсюда забрать.
Джорджиана непонимающе посмотрела на него.
– Велеть Дакетту упаковать их и отправить в Кэндлвик? После решите, что с ними делать.
Все еще испытывая головокружение от их находок, Джорджиана согласно кивнула. Дакетт стал складывать картины в стопки, которые слуги осторожно уносили вниз.
– Должно быть, вы умираете от голода, – произнес Доминик, снова вставая за спиной Джорджианы. – Я отвезу вас в Кэндлвик, где о вас позаботится миссис Лэнди.
Сердце Джорджианы было переполнено радостью, которой она хотела поделиться. Позабыв о долгой обратной дороге в Лондон, она позволила сопроводить себя вниз и усадить в карету.